Глава 4
читать дальше
О богатствах знали бесы,
К ним, имея интересы,
Блеск каменьев, злата звон,
Они ставили на кон.
Из дремучих дебрей леса,
Три чапурниковских беса,
Чёрт Шишига, пёс Куцан,
Да Кощей, в миру Кошан.
Бесы вились возле клада,
Вот не лёгкая шарада,
Как не упустить товар,
Поиметь с него навар.
Владимир Фёдоров
Это строение было видно из любой части магического Лондона. Хоть кусочек черепицы, хоть
ажурно-ржавый флюгер, хоть отсвет вывески ночью, хоть отблеск стекла днём. Оно не возвышалось, нет, не плыло, будто величественный корабль над остальными домами-лодочками, оно торчало подобно уродливой грибнице. Три этажа нависали друг над другом, отбрасывая липкую тень, пряча солнечный свет, давя на случайного или неслучайного прохожего всей громадой собственной неуклюжести. Кто был понаивнее, считал это место просто одним из самых безопасных и надёжных хранилищ, но Он-то знал больше… Да и просто наблюдательному человеку достаточно было посмотреть, как, брезгливо отдёргивая тротуар от его стен , убегает главная торговая улица, чтобы понять - это место не то, чем кажется! На планах и картах - просто Т-образный перекрёсток Диагон-аллеи. В действительности же видно, как улицу скособочивает и корёжит при приближении к зданию, как поначалу ровная, широкая и прямая, будто река, впитывающая переулки-ручейки, она мелеет, сужается и суетливо сворачивает в сторону двумя невнятными проходами, почти обрываясь, теряя имя, лишь бы не запятнать себя прикосновением к этому уродцу. Именно из-за такой топографии получила улица своё второе имя: Косая аллея.
Зданию не было дела до метаний булыжной реки-улицы, его волновали иные потоки, текущие сквозь него куда как добровольно: потоки золота и магии. Они не проходили сквозь него, а прорывались с боем, наполняя ненасытную утробу подвалов и хранилищ, вытекая обратно тонкой и покорной струйкой, пронумерованной, взвешенной, обмеренной, учтённой. Людской поток… Хм, кто-то, возможно, полагал, что визит в гоблинский банк Гринготтс - это всего лишь визит в банк, но никто не уходил оттуда таким же, как раньше. Гоблины постарались сделать так, чтобы любой волшебник помнил свои визиты сюда. Долго помнил.
Он стоял в тени и смотрел. Не то чтобы ему требовалось собраться с силами, хотя убийство человека требует определённого морального усилия - ему ли не знать, он всё ещё сомневался в необходимости такого шага. Долговременные последствия этого решения могли перечеркнуть краткосрочную выгоду. Узнать наверняка, правильно ли он поступает, можно было, только войдя в здание и убив человека. Назойливая мысль, которая крутилась в голове и не давала сделать первый, самый важный шаг, заключалась в том, что человек ему нравился. Нравился его дом, образ жизни, привычки, одежда. Нравилась его работа, даже соседи, если подумать, нравились. Но чтобы продолжать жить, ему требовалось совершить убийство. Севильяр Дазенкур Сганарель должен был умереть. И приговорил его к смерти Северус Снейп.
Если бы мужчина курил и носил шляпу, то, несомненно, следующие несколько минут мы бы наблюдали классическую сцену из чёрно-белого кино. Как, отбросив тлеющий окурок, некто в шляпе, с развевающимися полами плаща решительным шагом идёт на смерть и за смертью… Всё скучнее, всё проще и неприятнее.
Первый шаг… Первый визит… С Люциусом, в конце седьмого курса. Он запоминал, впитывал как губка скупые и точные слова, небрежные жесты, оценивал чуть снисходительную иронию в общении богатого клиента и служащего банка, которые по странному стечению обстоятельств магической истории ненавидели друг друга так же сильно как, как и нуждались.
Ещё шаг, он перед дверью.. Второй визит… С Рабастаном Лестрейнжем. В хранилище Семьи. Снова подобострастно-ненавидящие взоры в сторону представителя одного из старейших родов и мутно-скользкие - в его. Метка. Уже будучи ею обожженный, маг источал реальную угрозу. Но гоблины знают, что самая большая угроза исходит от той субстанции, что течёт рекой сквозь их длинные, узловатые пальцы. Лорду и не снилось… Хотя, и он не миновал искушения , и отдал кровавую дань золотой реке.
Крепкие доски , лак в трещинах, бронзовая яркая ручка. Единственная сияющая деталь фасада. Он подошёл к Гринготсу со стороны Диагон-аллеи единственоо знакомой дорогой и застал непривычную картину, никак не вяжущуюся с прежним ощущением довлеющего могущества. Пыльные и лишь отчасти целые стёкла в заметно расшатанных свинцовых переплётах, облупившаяся краска фасада, частью закопченные стены, выщерблены на месте лепных украшений. Гринготс выглядел убого, под стать улице. Не добавляла красы и яркая безвкусная вывеска. Зелёная, со звёздами и мигающими невпопад буквами. Убожество!
Брезгливо поморщившись, он открыл дверь… Третий визит… С поручением от Дамблдора, с его рекомендательным письмом об открытии личного хранилища для доверенного лица директора. Гоблин попросил его палочку, и когда чужие конечности коснулись этого в общем-то не сакрального предмета, Северус почувствовал себя осквернённым. Не так, как меткой, конечно. А как... у портного, у стоматолога, там, где обнажают твои глубоко личные, хоть и не постыдные тайны. Его каким-то образом перевели из разряда личностей в разряд вещей. После общения с Лордом он чувствовал такое нутром. Теперь он не молодой маг и зельевар, а запись в реестре, хранилище под порядковым номером. Вот этот номер - ещё одна заноза, которую он при удобном случае с удовольствием воткнул бы под ногти любому служащему Гринготса , и не один раз. Хранилище нужно было для промежуточных операций с дорогостоящими или опасными ингредиентами. Ну и книги, конечно… У него уже тогда было несколько экземпляров не для показа прытким на расправу аврорским ищейкам. Стащил, конечно. У того же Лорда. Ну, не совсем стащил… Лорд – в астрале, Лестранжи в Азкабане, позаимствовал на неопределённое время… Подводя итог, нужен был третий ярус, комната, в которой, как минимум, должен был поместить стол, стул и книжный шкаф. Ему предложили сейф размером с табакерку на первом. Книги уменьшать - это их испортить. А читать как? На коленке в кофейне напротив? Гоблин невозмутимо развернул реестр в его сторону на подпись. Рассматривая перо и выжидая, пока капля чернил сорвётся с кончика и шлёпнется в чернильницу, он придал своему лицу то самое, подсмотренное у Малфоя выражение, и скучающим тоном произнёс несколько фраз о перспективах хранения некоторых компонентов, уменьшенных магически: «Дамблдор ведь предупреждал, там, на обороте письма мелким шрифтом…» . Гоблин, не глядя на пергамент, перелистнул несколько страниц и ткнул пальцем в строку. Имя, номер, третий ярус…
Были ещё визиты, из коих мужчина сделал однозначный вывод: имя, семья, память, знания, друзья, враги - это не всё. Кроме записи в «Книге Рождений», должна быть действующая запись в реестре банковских хранилищ Гринготса. С тобой будут считаться , если ты посчитан гоблинами. И сочтён тяжким.
Снова длинные узловатые пальцы берут его палочку, скрипучий голос произносит:
- Северус Снейп, пятый ярус…
- Да.
Вот так просто. Антиквар умер, да здравствует зельевар! Ошибся ли он?
- С возвращением. Вас долго не было, - говорят, значит им плевать на "посмертно" в газетном объявлении. Это же гоблины! Что им человеческая пресса.
- Семь лет не истекли и даже не перевалили за половину, не так ли?(*)- он уверен, он пришёл за своим.
- Мы чтим закон, сэр. Ваше хранилище в полном порядке, его содержимое в неприкосновенности.
Тонкий намёк на толстые аврорские обстоятельства.
- Не сомневаюсь.
- Желаете посетить?
- Нет. Желаю поменять ключ и допуск.
- Как вам будет угодно, сэр.
Всё! Он сделал это и был прав! Гоблин сказал то, что Снейп ожидал услышать. Его запись цела, охранные заклинания функционируют, и он в реестре посчитанных и учтённых . Он величина и единица, просто убить его – это потерять допуск к деньгам. Большим. Теперь можно торговаться. Не с гоблинами, нет!
Об «убитом» антикваре можно позаботиться позже. А то и воскресить потом, когда-нибудь, возможно… Дарвину ещё корм купить и обратно в гостиницу - ждать визитёров.
Он вышел через другую дверь на другую улицу, с новенькими домами, коваными решётками, чистенькими закутками сквериков. Фасад Гринготса здесь был из белого мрамора, серые гранитные ступени, колонны…Высокое здание, вписывающееся в общий архитектурный ансамбль. Солнце скрылось за его крышей ,и тень поползла к дому напротив. Под её натиском будто тускнели его окна, истончалась решётка, блёкла краска, клумба с цветами из праздничной стала аляповато безвкусной …
-Какой вздор! -сказал бы случайный прохожий. - Оптический обман.
Северус Снейп не был случайным прохожим и знал - это не обман. Это - тень Гринготса.
----------------
* В Великобритании человека , пропавшего без вести, можно признать погибшим, только спустя семь лет с момента исчезновения.
Глава 5.
читать дальше
...Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство...
(с)
- На что может человек смотреть бесконечно?- вопрос повис в сумраке библиотеки, сверкнул искрой и растворился в тёплом потрескивании поленьев.
- Если бы это вопрос задал Рон, я бы ответил – на «Молнию», - ответ прошелестел запахом смолы и смешался с дымком, парящим над её кружкой с чаем.
е2-е4
Но они уже давно не играли. Вокруг них было слишком много партий, слишком часто менялись правила, и потому «Золотое трио» а ныне «Гремучий квартет» старались хотя бы в стенах этого притона для проигравших призраков на Гримуальд-плейс быть искренними. Давалось это нелегко.
- Тебя Джинни уговорила провести со мной сеанс психотерапии?- Гарри снял очки, закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла, вытянув ноги, будто и вправду находился на приёме у аналитика.
- Да, и Рон дал волшебного пенделя, дабы я без колебаний расковыряла твои раны и вытянула патологическую страсть к нашему учителю наружу, связала её с детскими комплексами и сублимировала в…
- Остановись, трансфигурация мне симпатичнее, можно даже и не мою « патологию», а её, так сказать, первопричину. Летучую Мышь превращаем в… подставку для зонтов… И польза и зверя убивать не надо…
- Она будет расправлять зонтики и вывешивать их на потолке, вниз ручками?- «психоаналитик» скинула тапки и пихнула их под кресло.
- Я в порядке, правда.
- Ты принимаешь его слишком всерьёз.
- Это было раньше, сейчас я спокоен, я абсолютно спокоен, - дрова вспыхнули, а чай в обеих кружках вскипел.
- Избыток спокойствия вреден. Пойдём, сбежим из дома, побьём фонари, попугаем кошек, потом можно будет всё починить…- последнюю фразу девушка произнесла не мечтательным, а умиротворяющим тоном, ибо брови её собеседника решительно поползли наверх, готовясь слиться с копной волос.
- Я лучше допью чай и поговорю с Малфоями, - отдышался Гарри, представить себе Гермиону, пугающую посторонних кошек, было непросто.
- Думаешь, он у них?
- Думаю, что мне не помешает на ком-нибудь сорвать злость. Малфой младший - подходящая кандидатура.
«Всё это шелуха и накипь. Ничего не значащий балаганный трёп», - так думал Гарри.
«Он не переболел своей ненавистью, и неудивительно. Чувства к людям вовсе не умирают с этими самыми людьми, по крайней мере - не сразу»,- Гермиона погрузилась в воспоминания.Был один разговор, года два назад …
Гермиона вернулась с занятий выжатая, как дремоносный боб. Только ни «глотка спокойствия» у неё от этого не прибавилось. Победителей не судят - их сажают в долговые ямы. И со дна этой ямы не видно просвета. На них повесили долг перед всем магическим сообществом длиною, похоже, во всю жизнь. Долг по построению нового и справедливого мира. Когда об этом заговорили на открытие Мемориала, она как-то не восприняла всерьёз. Полугодовалый пикник и Битва, потом горечь потерь и ударная стройка. Девушка даже в Австралию не поехала. Просто была не готова. Как ей хотелось вернуться к маме! Как ей снова хотелось стать дочерью! Прочувствовать, что можно доверять людям, доверять мнению старших. Отдать им груз принятия решений. Она была сыта самостоятельностью по горло. За последний седьмой курс, который оказался курсом выживания, Гермиона, наконец, поняла разницу между умом и мудростью, между знанием и образованностью и пересмотрела свои приоритеты. Ей нужен был перерыв, но давать его никто не собирался. Хватило пары месяцев на сообразить, что если они сейчас не предпримут весьма значительные усилия, то из их троицы сделают рекламный щит и под этим прикрытием разнесут волшебный мир на кусочки. Реваншизма у Министерства заготовлено было впрок до пришествия следующего Тёмного Лорда. И Гермиона исподволь начала готовить ребят к новой битве, выполняя свой долг перед собственной магической сутью. О долге перед родителями она пока старалась не думать, а когда узнала, что в Австралии у неё родился брат, вздохнула с облегчением. Она больше не была центром мироздания для мамы с папой. М-да, тяжёл оказался гриффиндорский меч! Всезнайка наивно полагала, что Годрик его для усекновения всяких рептилий в шляпу спрятал. Но за два года как-то поняла, что рубиться им придётся со стоголовой гидрой.
Они и рубились, все четверо. Вопреки всем ожиданиям, Гарри не свалил в длительный и высокооплачиваемый отпуск. Он так же вкалывал на стройке, бегал от газетчиков, а вечерами тихонечко прокрадывался в библиотеку и читал. Готовился сдать экзамены за седьмой курс экстерном. Гермиона спросила его – зачем, ведь диплом бы ему итак дали. А Гарри на её памяти не был фанатом учёбы, как процесса. Не радовался знанию, как таковому. Он долго молчал. Потом откинулся на стул, снял очки , закрыл глаза и зашептал. О том, что героизм- это не поступок, как таковой. Это- умение отвечать за все последствия этого поступка. И что он понял, что эти последствия никогда не перестанут быть. И ещё он не хочет остаться просто Мальчиком-который- выжил. Что он хочет стать Гарри Поттером-кем-то-там-ещё. Потому что мальчик умер в Запретном Лесу. И теперь надо научится жить ему, Гарри.
- Куда дальше? Аврорат?- перевела она тему с общефилософской на конкретно-бытовую.
- Аврорат. Зло легче предотвратить, чем лечить. Мне не нравится, что там сейчас началось. Охота на ведьм самими ведьмами - это просто мечта Торквемады.
- Ой, а ты знаешь, кто это?
- Представь себе! Я учил историю магии, а теперь вот родную, маггловскую штудирую.
- Ладно, я пошутила. Ты про последние аресты?
- И про них тоже, но меня беспокоит, как ты говоришь, тенденция. Помнишь, как хватали всех подряд с приходом к власти Скримджера? Просто для того, чтобы создать видимость деятельности. Сейчас всё то же самое. Принцип отбора только изменился. Теперь если в биографии стоит в графе «факультет» - Слизерин, то добро пожаловать в Азкабан. Как будто Регулус не из Слизерина, как будто…
- Ты о Снейпе?
- Ненавижу.
- Но он же всё время был на нашей стороне!
- Вот потому и ненавижу. Гермиона, как ты не можешь понять. Он мог стать самым близким для меня человеком. Я бы стольких ошибок избежал, столько бы крови не пролилось, если бы…Да для меня одно то, что он с мамой дружил с детства, было бы достаточно, чтобы по струнке ходить и в рот заглядывать. Мы с ним больше друг на друга похожи, чем я с родным отцом. Не по внешности, хотя и тут тоже. Ты же видела, как и во что меня Дурсли наряжали? Его детство - оно же, как моё, с поправками на мелочи, вроде той, что он знал, что он - волшебник. Да под его чутким руководством я бы ещё на четвёртом курсе так Волдеморта отделал, что он из Албании и не высунулся бы. Седрик был бы жив. Мне нужна была семья. Мне нужен был пример, авторитет. А у меня были вы и учителя. И добрый дедушка Дамблдор.
- Это фрейдизм какой-то..
- Не ругайся, пожалуйста. Я ещё до этого слова в толковом словаре не добрался.
- Ну, насчёт четвёртого курса ты погорячился.
- Погорячился, а насчёт Седрика - нет. Больше не хочу «невинных жертв». Так что «учиться, учиться и учиться», как завещала нам Елена Райвенкло. Моё незнание очень дорого обходиться окружающим.
С этими словами он притянул очередной том и углубился в чтение. Гермиона бросила взгляд на обложку. Ф.Д.С. Честерфилд «Письма к сыну».
***
Гарри не сказал своей подруге многого, эти мысли он запрятал глубоко и не собирался облекать их в слова до поры до времени. Правда заключалась ещё и в том, что он ревновал. Дичайшим образом ревновал свою мать к Снейпу. Для него она была лишь образом, отражением в зеркале Еиналеж, криками в зелёной вспышке смертельного проклятия, несколькими строчками в обрывке письма, парой фраз, произнесённых Сириусом и Люпином. Про глаза, которые он унаследовал от неё. И всё. Больше Гарри не принадлежало ничего. А у Снейпа было так много. Почти десять лет воспоминаний, из которых Гарри видел малую толику. И он был зол на себя, что не догадался потрясти Мародёров и попросить у них поделится памятью. Он был до чёртиков расстроен тем, что этот злыдень знал о его матери в сто крат больше, чем сам Гарри. И тем, что в своё время он не принял его, как сына своей подруги, что считал его чем-то лишним, отторгнутым, ненужным. Снейп, похоже, считал появление на свет сына Джеймса и Лили своей личной большой ошибкой. Если бы он тогда не сорвался, если бы Лили была не такой прямолинейной упрямицей, много если, и не было бы никакой четы Поттеров. Скорее всего. Это было очень сложное чувство, муторное и беспокоящее. Как-то так получилось, что все мужчины, которые могли и должны были заменить ему погибшего отца, предпочли сыграть иные роли. Он чувствовал себя брошенным и обманутым. Сириус ломанулся мстить и сгинул на двенадцать лет в Азкабане. Ремус лелеял свои волчьи проблемы и тоже самоустранился. Снейп. Вот тут Гарри начинал скрипеть зубами от ненависти. Снейп знал тётю Петунью, знал, как она отнесётся к племяннику-волшебнику, знал каково расти в таких условиях, и ничего не сделал. Отомстил годовалому мальчишке за свою несбывшуюся мечту, лишив возможности вырасти в семье магов, а потом за это же ещё и презирал его. Как-то на фоне такого расклада первоначальное восхищение самоотверженным служением на благо Ордена и чувство вины за собственную слепоту начали остывать и быстро прошли. Гарри считал, что он всё ещё должен Снейпу. Должен за то, что растрепал всем про обстоятельства смерти Дамблдора, должен потому, что, как выяснилось, дело это не было закрыто, и он являлся главным свидетелем. А долги надо отдавать.
Глава 6
читать дальшеВедьме
Поклонюсь тебе я платой многою, —
Я хочу забвенья да веселия, —
Ты поди некошною дорогою,
Ты нарви мне ересного зелия.
Белый саван брошен над болотами,
Мертвый месяц поднят над дубравою, —
Ты пройди заклятыми воротами,
Ты приди ко мне с шальной пошавою.
Страшен навий след, но в нем забвение,
Горек омег твой, но в нем веселие,
Мертвых уст отрадно дуновение, —
Принеси ж мне, ведьма, злое зелие.
(с)
Она пришла под утро, памятуя о его привычке вести «ночной образ жизни» вне стен школы. Сборища их общих друзей тоже часто растягивались глубоко за полночь, те, кому удавалась «немного пошалить» под покровом темноты, заливали адреналин виски в аккурат к началу сумерек. Он посмотрел на часы – почти шесть. Белоснежная птица, предупредившая о ранней визитёрше, упорхнула, оставив после себя запах мокрых перьев и какого-то горьковатого парфюма: ирисы?
- Итак, Северус, ты вернулся…
- Интересно, хоть одна женщина в Лондоне была уверена в том, что я умер! – нет, правда он три года сидел, как мышь под веником, а тут, оказывается, все только и ждали, когда он перестанет дрожать за свою шкуру и вылезет перед ясны очи магического общества.
- Белла была уверена, но недолго… - вот что она хотела этим сказать, а?
- Я должен соболезновать твоей утрате? – Белла - это не тема для утреннего кофе, это тема для портвейна. Смаковать мысль, что этой психопатки больше нет, так же приятно.
- Ты всё такой же, деликатный. Нет, я пришла не за тем, чтобы совместно оплакивать наши утраты, я пришла за тем, чтобы всыпать тебе по первое число! - сообщила она ровным голосом с ледяными нотками, обходя мужчину по кругу.
- Фу, как неаристократично! – ни за какие мешки галлеонов он не повернётся к ней спиной!
- Ты мерзавец, Сев. Чем только думал мой муж, приглашая тебя стать крёстным нашего сына? Нищий полукровка, одержимый ненавистью к магглам! Что ты мог дать Драко?
- Я спас его шкуру, Нарси, а Дамблдор считал, что и душу. Не знаю, что это такое и с чем её едят, но Альбус в этом разбирался. И раз твой сынок не в Азкабане вместе с папочкой и не пускает слюни после близкого общения с дементором, то поверь, это - благодаря мне.
- К чёрту, Альбуса, Люциуса и дементоров! Ты мне зубы не заговаривай, подлец! Ты должен был заботиться о Драко, пока жив! А мальчик остался совсем один! Без денег! – тут Северус недоверчиво хмыкнул.- Без связей! – тут уже непристойно ухмыльнулся. – Без будущего!- он рассмеялся ей в лицо.
- Короче, Нарси, ты перестала менять наряды каждую неделю, список званых обедов сократился в половину, и, дай-ка угадаю, Мэнор стал дороговато обходиться, и ты переехала на побережье?
Две фигуры: чёрная и белая стояли друг напротив друга, воздух между ними буквально искрился и потрескивал, огонь в камине замер, боясь спугнуть хрупкое равновесие, в загустевшем воздухе утонули другие звуки. Гроза.
Серые и чёрные молнии взглядов и грохот от упавшей палочки.
- Как же я рада видеть тебя живым, мерзавец!- женщина уткнулась ему в плечо, он неловко гладил её по плечам.
- Прости, но я и вправду думаю, что моя, скормленная дементорам тушка не прибавила бы Драко дивидентов в Гринготсе.
- Правильно всё, просто мне нужен был хоть кто-то, кто поддержал бы меня… Дромеда в полуневменяемом состоянии: дочь и зять в Мунго, надежды на выздоровление нет. На руках маленький ребёнок, его крёстный - сам ещё мальчишка, помощи от него никакой, кроме финансовой. Её муж мёртв, мой - всё равно , что мёртв - она всхлипывала, а Северус не останавливал этот речитатив. Женщине надо дать выговориться.
- Я здесь, Цисси. Как бы то ни было, теперь я герой войны. Им придётся ещё смириться с тем, что я живой герой войны, но это та ложка гноя в бочке с вареньем, которую придётся проглотить. Расскажи мне, как и что здесь происходило.
- Приходи к нам на ужин. Я сейчас не в состоянии,- снова спокойна, снова холодна.
- Ты пришла в такое время, чтобы сберечь свою репутацию? - он не хотел, чтобы женщина уходила, терзаясь от своего срыва.
- Нет, в это время авроры спят, и за домом никто не следит, - она грустно улыбнулась и растаяла в воздухе. В комнате остался запах её духов. Нет, не ирисы. В это время суток она пахла хризантемами.
Они не были близки в традиционном понимании, они даже не были любовниками. Смешно: аристократка и нищий приблуда. Такое бывает только в дешёвых романчиках, а романы Нарцисса не читала. Он и подавно. Просто после разрыва с Лили в его сердце образовалась некая каверна. Северус не мог больше любить эту волшебницу, и не мог не любить. Он топил своё чувство в наичернейшей ненависти, а потом ненавидел сам себя. Куда деваться? Лили – это болезнь, вредная привычка, от неё так просто не избавишься. Пока они были в Хогвартсе, кое-как спасала учёба. Оказывается, можно жить с человеком в одном замке и не встречаться неделями! На общих лекциях достаточно было не смотреть в её сторону. Вот стиснуть зубы и не смотреть! К седьмому курсу уже получалось смотреть и не видеть, но Лили начала встречаться с Поттером. Тут и святой бы не выдержал, а он не был святым. «Авада» над бедной, ни в чём не виноватой крысой удалась с первого раза. В шестнадцать лет нельзя жить только одной ненавистью, свихнёшься! И тогда появилась Нарцисса. То есть она всегда была, училась на курс младше, тихая, бледная, моль подземельная. Но к пятнадцати годам девушка расцвела. Заиграл румянец, походка из неслышной стала какой-то эфемерно- плавной, голос приобрёл мягкие, мурлыкающие интонации, глаза - глубину. Люциус приехал навестить наречённую и едва не захлебнулся слюной. Захлёбывался, кстати, не только он один. Оценив масштаб бедствия, красавчик попросил «присмотреть за порядком» единственного человека, которому «мог доверять». Он знал, что Снейп не будет возводить напраслину и в то же время углядит, если кто-то предпримет серьёзные попытки поухаживать за младшей Блэк. Хотя наследник семейства Малфой был самым завидным женихом, но была пара обстоятельств, которые могли и расстроить помолвку. Первое: Абраксас Малфой. Жив, здоров и не спешит передавать фамильное состояние под полный сыночкин контроль. Второе: Абраксас Малфой. Похотливая скотина, которую нельзя подпускать к молоденькой девушке на расстояние ближе драконьего плевка. Богатство, вседозволенность и бес в ребре - воистину дьявольская смесь! Лет пятнадцать назад про одержимость старшего Лорда Малфоя нимфетками ходили слухи, потом анекдоты, а теперь – истории, одна другой страшнее. Блэкам уже намекали на то, что такой хрупкий цветок, как Нарцисса, стоит приберечь для иных ценителей. Малфои слишком небрежно обращаются со своими женщинами. Люциус побывал у родителей своей невесты, что он им сказал - осталось фамильной тайной, но Блэки дали согласие на публикацию объявления о помолвке в «Пророке». В свою очередь, Люциус перестал настаивать на том, чтобы Нарцисса бросила учёбу после сдачи СОВ, что в те времена не было редкостью для просватанных чистокровок.
Так повелось, он получил место «пажа» при прекрасной даме. Дама, вместо того, чтобы проникнуться презрением к «мерзкому шпиону», исподволь, потихонечку взялась за его светское воспитание. Она рассказывала, как и каким образом её родственники добивались внимания окружающих, как они управляли своей речью, мимикой, жестами. Что привлекает женский взгляд в мужчинах, а что мужской - в женщинах. Он только слушал по началу, потом стал спорить, потом учиться. Она говорила о Джеймсе Поттере, как о наборе уловок и приёмов. Смеялась над его манерами, разбирала этого любимчика квиддичных фанаток по косточкам. И однажды сотворила чудо. Северус перестал ему завидовать, но ненавидеть не перестал.
А ещё он осознал своё желание и перестал стыдиться. Хотеть Лили было сродни инцесту. Потому что она была мечтой, звездой, чем-то таким, что нельзя осквернять похотью. Хотеть Нарциссу было забавно. Оба знали, что никогда не перейдут за грань даже невиннейшего флирта, но подойти к этой грани было пугающе интересно. Она оттачивала на нём своё умение повергать мужчин в шок, а он учился управлять своими страстями. Это была очень жестокая игра.
Много ещё чего было потом, и лето в Малфой-мэноре после окончания школы, когда он ходил за девушкой по пятам, чем очень сильно раздражал Абраксаса, и его очень своевременный визит, приблизительно через полгода после бракосочетания Люциуса и Нарциссы. Она намекнула в письме, что свёкор к ней трепетно внимателен, и Северус взял за правило неожиданно наведываться в Мэнор, якобы по просьбе Люциуса. Вот и тогда… А впрочем, он действительно мог всё неправильно понять. У аристократов всё не как у людей…
Мысли свернулись, как кислое молоко при нагреве. Семь утра. Здоровый сон до полудня – то, что он мечтал прописать сам себе в качестве лекарства от воспоминаний. Только бы подействовало, наконец…
«Он пропал, сгинул!»
Дверь - окно, окно - дверь.. не войти – не выйти… Что толку суетиться, от судьбы не уйдёшь. Даже на четырёх лапах. В этой наполненной чужими запахами и подозрительными шорохами комнате топился камин. Конец апреля – но мокрый каменный мешок, ошибочно именуемый городом, не спешил впускать тепло и солнце. Дарвин содрогнулся всем мохнатым тельцем и снова засеменил по ковру в полосе тусклого дневного отсвета, который каким-то чудом просочился с неба, слившегося с крышами домов.
У темпераментного животного была масса поводов для беспокойства. Он был голоден, находился на чужой территории, и чувствовал, как самый жестокий враг приближается к нему, чтобы цапнуть и сжевать всю беззащитную тушку без остатка - Дарвин боялся одиночества, которое уже почти поймало в свои колючие когти его маленькое сердце.
Хозяин пропал. Сначала заболел, а теперь пропал.
Дарвин заподозрил неладное ещё дома. Иначе, зачем бы им было покидать собственную уютную норку и переносится в эту клоаку: гремящую, вонючую, ненасытно поглощающую людей и животных, не оставляя от них даже определяемого запаха. Камин особенно раздражал, да. Он топился углём, который пах не так, грел не так, и вообще, был магическим, и потому внушал дополнительное беспокойство! Из его утробы, подумать только! – в комнату, которую Дарвин худо- бедно обжил, то есть пометил, попадали абсолютно посторонние люди, без его, Дарвина, разрешения!
Вся эта суета окончательно расстроила его пищеварение, страшно представить, что творилось тогда с хозяином?! Люди, они такие хрупкие! Едят и пьют всякую гадость, а потом страдают.